Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— И «нет» такой не скажешь, — обреченно подумал сэр Ричард, устраиваясь за столом. Марта ловко подсунула ему серебряную чернильницу и сказала, искренне: «Спасибо!»
Проводив врача, она открыла шкатулку розового дерева. Чиркнув кресалом, затянувшись, Марта распахнула французские окна, что выходили в мокрый, поникший сад. Она постояла, куря сигарку. Запечатав заключение в конверт, поднявшись наверх, женщина постучала в спальню невестки.
— Я на Ладгейт-Хилл, — сказала Марта, — как вернусь — отведу детей к Холландам. Вы поешьте что-нибудь. Хотите, я холодный обед накрою?
— Мы спим, тетя Марта, — донесся до нее широкий зевок. Марта, усмехнувшись, пройдя в свою гардеробную, переоделась в простое, шерстяное платье, и суконный, темный редингот. Убрав бронзовые волосы под скромный капор, она взяла зонтик. Выйдя на Ганновер-сквер, — площадь была пуста, — женщина направилась на восток.
На Ладгейт-Хилл было оживленно, люди сновали из кабинета в кабинет. Марта, нажав на ручку двери, услышала раздраженный голос герцога: «Поймите вы, царь Александр никогда не капитулирует! Даже если такое случится — его собственные подданные скинут его с трона. Вы в России никогда не были, а я был. И мой отец был. Они не поднимут руки перед Наполеоном, точно так же, как не подняли испанцы».
Марта вспомнила веселый голос дочери — они сидели перед камином после рождественского обеда в Мейденхеде.
— Слушай, мамочка, — сказала Элиза, — что Жюль пишет.
Дочь разгладила бумагу и начала читать:
— Милая моя маркиза… — дочь неожиданно покраснела и пробормотала: «Это я пропущу. Вот…, Испанцы — отличные ребята. Они сами себя называют герильеро. Герилья означает — «маленькая война», но это они себя недооценивают, конечно. Они отвлекают на себя войска Наполеона. Говорят, здесь больше трехсот тысяч французов, и только четверть сражается с нами. Остальные заняты борьбой с герильяс. Герцог Веллингтон был доволен тем, что я знаю испанский. Ты же помнишь, моя бабушка по отцу была дочерью герцога Осуна. Веллингтон назначил меня офицером для связи с повстанцами. Большую часть времени, моя дорогая Элиза, я скитаюсь по горам и сплю в овчарнях…»
— Не поднимут, — согласилась Марта, заходя в комнату. «Как раз вовремя, — обрадовался герцог, — мы сведения из России обсуждаем».
Марта отвела его к окну — серый мрамор собора потемнел от воды, небо было низким, набухшим тучами. Передав конверт, женщина шепнула: «Что хочешь, делай, но это должно оказаться в Амстердаме, и чем скорее, тем лучше. Это насчет Мэри. Иосиф, понятное дело, сам приехать не сможет… — Марта вздохнула. Джон помолчал: «Пусть мнение свое пришлет, хотя, не видя, пациентки…»
— Да, — согласилась Марта. Она, нарочито бодро, добавила: «Сейчас отправлю всех в Оксфордшир. К мужу в контору загляну, предупрежу, что я здесь ночую, и вернусь».
— Хорошо, — только и кивнул герцог.
— Не расходитесь, — предупредил он тех, кто сидел за простым, деревянным столом, и посмотрел на площадь — ее маленькая, прямая фигурка уже скрылась в завесе мелкого, холодного дождя.
Они медленно шли по дорожке вокруг Серпентайна. Вероника незаметно посмотрела на Франческо: «Он плакал, видно. Я помню, весной, на выставке, он мне рассказывал, как Пьетро с ним возился, учил его читать, на лодке катал…»
Деревья шумели под ветром, серые тучи неслись над парком. Вероника, наконец, не поднимая головы, глядя на влажный песок дорожки, тихо проговорила: «Мистер ди Амальфи, мне так жаль…, Это ужасно, ужасно, то, что они сделали, подняли руку на священника…»
Она вспомнила, как мать, отложив «Таймс», долго смотрела куда-то в окно, на дождливое небо. Потом герцогиня сглотнула: «Не думала я, что еще раз такое увижу». Мадлен вышла из столовой, шурша домашним платьем. Они с Джоанной обменялись непонимающими взглядами.
Мать никогда не рассказывала им о революции. Девушки знали, что родители познакомились в Бретани, во время восстания, а больше — ничего. Вероника как-то раз увидела у сестры «Париж в огне» мистера Констана. Джоанна, скорчив гримасу, разочарованно заметила: «Он роялист, этот Констан, как дядя Жюль. Ничего интересного, — она с треском захлопнула книгу и сочно добавила: «Слишком много преувеличений. Я не верю, что якобинцы расстреливали священников и монахинь. Он просто нагнетает страсти, этот Констан, чтобы книгу покупали».
— Если я могу что-то сделать, мистер ди Амальфи, — Вероника покрутила в руках свой мешочек, — что-то сделать для вас….
У нее были серые, большие глаза и пахло от нее — свежим, холодным, в каплях дождя, цветком ландыша.
— Леди Холланд, — он помолчал, — вы знаете, там, на севере, я разговаривал с Пьетро…, В день его смерти. Он мне сказал, что никогда не надо бояться». Франческо тряхнул темноволосой головой: «Я долго боялся, но я, наконец, хочу вам сказать, леди Холланд, что я вас люблю. Вас, это, конечно, ни к чему не обязывает… — он прервался.
Длинные, нежные пальцы коснулись его руки. Вероника шепнула: «Обязывает, конечно, Франческо. Потому что я тоже люблю вас». Ее русые волосы были усеяны капельками мелкого дождя, она часто, прерывисто дышала. Франческо, не веря тому, что услышал, тихо ответил: «Но вы не можете…Я ведь всего лишь строитель, а вы…»
Она приложила палец к его губам. «Вы архитектор, — поправила его Вероника, — вы художник, и вообще — все это совершенно неважно. Я вас тоже люблю, — она покраснела, — нежно, — и опустила глаза. Ресницы у нее были длинные, темные, и на них блестели капельки воды.
— Вероника, — он прижался губами к ее руке, — Вероника, милая моя…
Дождь усилился. Они все стояли на дорожке, обнимая друг друга. Франческо, целуя ее, тихо сказал: «Когда закончится траур, я приду к твоему отцу и сделаю предложение. Страшно, конечно… — он едва слышно рассмеялся, — но я уже не боюсь».
— Папа тебя уважает, — задумчиво ответила Вероника. Они были почти одного роста, оба высокие. Девушка, прижавшись к нему, повторила: «Уважает. Когда мы были на выставке, он сказал, что у тебя большой талант. Папа хорошо в искусстве разбирается, хотя, — девушка хихикнула, — конечно, по нему и не скажешь. Он в прошлом году купил картину мистера Тернера, и сказал, что за этим художником будущее».
— Он совершенно прав, — согласился Франческо. «Тернер — гений, дорогая моя, мы еще увидим его взлет, поверь мне».
— Ты тоже гений, — просто сказала Вероника. «Не спорь со мной, для меня ты всегда будешь самым великим». Дождь шуршал в кронах деревьев. Франческо прошептал: «Я напишу твой портрет, обязательно. Сразу после свадьбы. Буду работать, а ты мне будешь читать стихи. Шекспира, Байрона…»
— Буду, — счастливо согласилась Вероника и озабоченно обернулась: «Мне пора. Пиши мне, пиши, обязательно!»
— Каждый день, — Франческо поцеловал ее, — глубоко, нежно, — а потом она побежала к тиру. На песке дорожки остались следы ее туфель. Он решил: «Такая и будет картина. Она будет стоять у реки, как нимфа, с распущенными волосами. Все вокруг будет зеленым, влажным, и она будет смотреть на меня через плечо. Как сейчас… — Вероника остановилась. Взглянув на него, помахав рукой, девушка что-то прошептала.
— Я тоже, — Франческо увидел, как она заходит в тир. Постояв немного, улыбаясь, он пошел к выходу из парка.
— Прогуляюсь, — он спрятал руки в карманы. «Хочу подумать о ней». На Слоан-стрит он услышал знакомый голос: «Кузен Франческо!»
— Маркиза де Монтреваль, — поклонился он. Элиза держала за руку сын. Жан звонко сказал: «Дядя Франческо, мы в замок едем!»
— Я знаю, милый, — Франческо потрепал его по русоволосой голове. Элиза была в сером, дорожном рединготе. Отведя его в сторону, женщина вздохнула: «Мне Жюль написал из Лидса. Мне очень, очень жаль. Передайте, пожалуйста, мои искренние соболезнования Рэйчел. Вы когда на север?»
— Уже на следующей неделе, — Франческо помог ей сесть в наемный экипаж. Элиза, зорко глядя на него зелеными, материнскими глазами, попросила: «Пишите нам. Как стройка идет, как восстанавливают мануфактуру…, Непременно пишите. И вот еще что…, Я вам хотела это в Мейденхед послать, но раз мы встретились, — она достала из бархатного мешочка конверт с вензелем.
