Сторожка у Буруканских перекатов (Повесть) - Грачев Александр Матвеевич (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Они вышли на берег Бурукана. Беда, которая ожидала их здесь, обнаружилась уже на устье Сысоевского ключа. Шурка решил взглянуть на хариусов, которых вчера вечером наловили ребята и пустили в садок. Каково было его удивление, когда он увидел, что садок наполовину завален галечником, а от хариусов остались две жалкие рыбешки.
— Ничего не понимаю, — бормотал Шурка, склонившись над опустевшим садком. — Не иначе как коршун или ворона потаскали рыбу… Вот дураки-то, не догадались прикрыть садок ветками.
Но в это время он услышал крики «барышень», ушедших к бивуаку. Шурка бегом бросился по берегу, держа ружье на изготовку. Издали он увидел, что на бивуаке не было палатки. «Украли», — с отчаянием подумал Шурка, догоняя Пронину и Верку, которые, по-видимому, боялись идти дальше.
— Ой, Шура, что же случилось? Где наша палатка? — вопила Пронина.
Шурка первым добежал до бивуака. Его глазам предстала довольно безрадостная картина: там, где стояла палатка, теперь лежали ворохи рванья, перемешанного с остатками сахара, муки, крупы. Шурка дважды обошел вокруг, постоял у обрывчика и угрюмо сказал подошедшим девушкам:
— Медведица с медвежатами побывала, один пестун, а другой нынешнего года. Они и хариусов сожрали…
— Пестун? — переспросила Пронина. — Что это за зверь, Шура?
— Медвежонок-двухлеток. Можно сказать, нянька у маленького. Ах, язви его, что натворили, а! — ругался Толпыга. — Все пошло прахом. Это же они совсем нас оголодили!
Отложив ружье и сбросив рюкзак, он принялся разбирать ворох рванья. Ему помогала Верка. Сначала они пытались осторожно ссыпать отдельно остатки соли, сахара, крупы, муки, но скоро убедились в бесполезности этого занятия — все продукты оказались до того перемешанными с песком, что разделить их не было никакой возможности. Удалось набрать в чистом виде лишь несколько горстей соли и с полкружки сахару. Весь запас продовольствия теперь составляли несколько консервных банок солянки, свежей капусты и борща, две банки тушеной говядины и несколько чудом уцелевших брикетов рисовой каши. Что касается палатки, то на ней нельзя было найти ни одного квадратного метра, где бы не оставили своих следов зубы и острые когти зверей. Учуяв съестное, медведи, по-видимому, сначала свалили палатку. Затем, в поисках доступа к продуктам, стали рвать полотнище. Так, по крайней мере, объяснил Шурка своим подопечным историю разгрома, устроенного их жилью милым медвежьим семейством.
Пронину это происшествие повергло в горькое уныние, если не сказать — в отчаяние. Она окончательно утратила недавнюю спесь и подавленная, молчаливая сидела на опрокинутой лодке.
Солнце скрылось за мохнатую макушку сопки, долина Бурукана налилась лиловыми сумерками, стала ощутима ночная прохлада. Шурка развел костер и теперь возился с обрывками палатки, стараясь выкроить подходящий кусок, чтобы соорудить хоть какой-нибудь полог для укрытия на ночь. Вскоре он с помощью Верки сложил палатку вдвое и перекинул эти лохмотья через перекладину, положенную на две метровые сошки, вбитые в землю возле костра.
— Как будем с ужином? — спросил он, ни к кому не обращаясь, когда управился со своими делами.
— Я, когда шла сюда, ужасно хотела есть, — апатично ответила Пронина, — а сейчас у меня все притупилось… Боже мой, зачем я поехала сюда?..
— Ничего, Надежда Михайловна, не унывайте, — утешал ее Шурка. — Живы будем — не помрем.
— Фу, как ты банально шутишь, — поморщилась Пронина.
Решили сварить рисовую кашу и вскипятить чай.
За ужином Пронина, откашливаясь от дыма, спросила Толпыгу:
— Что же мы теперь будем делать, Шура?
— Завтра утром наловлю хариусов, — как ни в чем не бывало ответил Шурка, — наварим ухи — соль у нас есть, позавтракаем и пойдем работать.
— Не-ет, я ни за что теперь не пойду в лес, — решительно возразила Пронина. — Вдруг встретимся с медвежьим семейством? Ты же сам говорил, что медведица, защищая детенышей, набрасывается на охотника. А откуда она знает, что мы не охотники и что не угрожаем ее детенышам?
— Как раз хорошо будет, если она встретится нам. Я ее убью, — сказал Толпыга. — Тогда, считай, мы на все время будем обеспечены мясом!
— Есть медвежатину? — изумилась Пронина. — Фу, о какой гадости ты говоришь! Это же все равно, что есть собаку.
— Не совсем так, Надежда Михайловна, — спокойно возразил Шурка. — Вы телятину любите? Медвежатина такая же вкусная…
— Хватит, не говори мне больше об этом, — капризно повысила голос Пронина.
— Тогда я пойду один в тайгу, может подстрелю медведицу.
— Нет, ты никуда не пойдешь от нас, — снова повысила голос Пронина. — Ты оставлен, чтобы охранять нас. Так будь добр, делай то, что тебе велено. Мы никуда больше не пойдем, пока не вернется сюда Алексей Петрович, — резко продолжала она. — А как только он вернется, мы уедем домой.
— Дело ваше, — безразличным тоном, но с глубокой обидой проговорил Шурка. — Я могу сидеть на этом берегу хоть месяц — тепло, вода рядом, хариусов можно ловить сколько хочешь… Ну вот что, давайте ложиться спать.
— Как?! И ты будешь спать? — Пронина сделала страшное лицо. — А звери! Они же сожрут нас!
Шурка и Пронина совершенно по-разному понимали обстановку, в которой находились. Верка в основном молчала, но время от времени поддакивала Прониной и этим прямо-таки бесила Шурку. Но он очень скоро понял, что лучше отмалчиваться даже тогда, когда страшно хотелось возразить.
Более трудных испытаний никогда еще не выпадало на долю Шурки, как в эти два дня, пока он в компании своих подопечных ожидал возвращения Колчанова. Душа его рвалась в тайгу: в двух шагах, где-то здесь бродит медведица, где-то пасется жирный глухарь — вот было бы жаркое! Но Шурку словно спеленали — он шагу не мог сделать без разрешения Прониной.
Наконец в назначенный срок со стороны Сысоевского ключа послышались голоса и на открытом галечном берегу показались бесконечно дорогие сейчас Шуркиному сердцу Колчанов, Владик и Гоша.
Усталые, немного изменившиеся с виду, они сразу же оживились, когда увидели бивуак, обещающий отдых и встречу с друзьями. Но их радость погасла, как только они заметили Пронину, со слезами на глазах бегущую навстречу. Она уронила голову на грудь Колчанова и горько разрыдалась. По-видимому, это была своего рода разрядка напряжения, страха и тревог, накопившихся в ее душе за эти трудные дни.
Выслушав сбивчивый рассказ Шурки о визите медвежьего семейства, Колчанов долго хмурил изогнутые вороньим крылом брови, а потом сказал недовольно:
— Черт бы их взял, а мы их пожалели, не стали стрелять! Они нам встретились сегодня утром… Но зато мы принесли пудового тайменя. Доставай, Владик, и давайте варить уху, да покруче…
На совете, состоявшемся за ужином, было решено завтра же утром вернуться на Чогор, чтобы запастись продуктами и в ближайшие дни снова приехать сюда — задача экспедиции не была выполнена еще и наполовину.
С наступлением сумерек небо заволокло тучами, а около полуночи начал моросить нудный обложной дождь. Девушек на ночь поместили в маленькую колчановскую палатку. Ребята и Колчанов прокоротали ночь под тряпьем, оставшимся от большой палатки. Дождь не прекратился и утром. На рассвете Колчанов принялся готовить мотобот. Наскоро перекусив остатками вчерашней ухи, экспедиция погрузилась в лодку, все укрылись остатками палатки и дождевиком, и мотобот понесся по Бурукану. Через три часа путники достигли Чогора.
20. Подводная находка
Едва Колчанов сошел с лодки на берег, как увидел знакомую фигуру на крылечке. Это был Матвей Вальгаев. Сутулясь под дождем, он неторопливо прошагал на берег, протянул руку Колчанову.
— Здравствуй, Алексей. — Скупая улыбка чуть осветила его румяное лицо. — Успешно съездил?
Слушая Колчанова, он помогал ребятам вытаскивать лодку, потом выгружать из нее мокрую палатку. Этот человек привык постоянно что-нибудь делать. Он и здесь не мог стоять в стороне.
